О братьях Шлюмберже
Братья-разведчики
Одна из самых известных в нефтяном бизнесе корпораций "Шлюмберже" работает во многих странах, что приносит ей без малого млрд в год. Однако в 1929 году основатели фирмы братья Шлюмберже из-за финансовых трудностей собирались продавать бизнес, и спас их лишь контракт с СССР.
Сопротивление породы
В XIX веке ответ на вопрос, почему французы самые богатые люди в мире, знал каждый ребенок: "Они не платят ни за что, за что можно не платить". Родившиеся в добропорядочной семье эльзасских текстильных фабрикантов братья Конрад и Марсель Шлюмберже, хотя и появились на свет в последней четверти века прогресса, были живым воплощением этого принципа. Получив от отца полмиллиона франков на внедрение своего метода поиска полезных ископаемых, они тратили родительские средства с величайшей осторожностью. А основав в 1927 году собственную фирму "Общество электрической разведки" или La Pros ("Про"), братья стали экономить на всем, даже на вознаграждениях самим себе.
Такой подход был во многом оправдан. Изобретенный Конрадом Шлюмберже метод поиска руд и других полезных ископаемых был прост и сложен одновременно. Измерить электрическое сопротивление горных пород в общем-то не составляло труда. Проблема заключалась в том, как проделать эту работу со слоями пород, находящихся на большой глубине. Братья экспериментировали на разломах гор, где слоистая структура была видна невооруженным глазом, и убедились в верности и точности предложенной методики. Однако от несложных экспериментов до полноценного поиска месторождений металлов или нефти нужно было еще проделать долгий и сложный путь.
Самым соблазнительным объектом поиска тогда, как и сейчас, была нефть. Но до начала 1930-х годов нефтяники привыкли бурить скважины там, где подсказывало им чутье, и удачливые нефтедобытчики считали, что могут без всякой науки находить нефтеносные пласты. На то они и были удачливыми. Так что работы братьев Шлюмберже интересовали скорее ученых-теоретиков, чем промысловиков- практиков. Но упорные потомки эльзасских промышленников не сдавались. В сентябре 1927 года они спустили свои измерительные зонды в скважину в единственном во Франции районе, где добывали нефть, -- Пешельбронне и получили положительные результаты. Как оказалось, их метод позволял изучать структуру и залегание слоев пород.
Сложность заключалась в том, что 1920-е годы были эпохой изобретателей-фантастов, пытавшихся завлечь инвесторов обещаниями разнообразных чудес: оружия, поражающего противника электричеством на сверхдальних расстояниях, приборов для поиска жидкостей глубоко под землей и т. п. На первый взгляд изобретение Шлюмберже стояло в том же ряду, и немногие заинтересовавшиеся им нефтяники и геологи требовали показать прибор в действии и хотели испробовать его в деле сами, без помощи братьев Шлюмберже.
Ко всему прочему среди сотрудников "Про" не было согласия в вопросах стратегии дальнейшей работы фирмы. Конрад Шлюмберже настаивал на том, что нужно продолжать эксперименты и совершенствовать аппаратуру, чтобы не попасть впросак после получения серьезного заказа на разведку недр. А часть его сотрудников, уставшая от осторожности и экономии на всем и вся, требовала начать практическую работу в странах, где добыча нефти развивалась бурными темпами,-- Соединенных Штатах, СССР и Венесуэле.
Но первые опыты применения аппаратуры и методов Шлюмберже за океаном окончились полным провалом. Все американские нефтяные компании отказались иметь с "Про" какие-либо дела. Представители Шлюмберже в Штатах лезли из кожи вон, чтобы поправить дела: знакомились с нефтяниками в поездах и барах, навязчиво предлагали свои услуги и одновременно на свой страх и риск, за собственный счет продолжали колесить по потенциально нефтеносным районам, проводя измерения. Здесь тоже не обходилось без сложностей. Земля имела собственников, которые редко радовались появлению чужаков со странными ящиками. Именно тогда в американском филиале компании, если так можно назвать комнатенку с одной секретаршей на множество подобных фирм, вызрела идея продать изобретения и технологии Шлюмберже какому-нибудь нефтяному гранду -- "Шелл" или "Стандард ойл" -- за $50 тыс. Однако желающих потратить такую сумму не находилось.
В конце концов нефтяные компании средней руки сообразили, что "Про" можно прекрасно использовать в игре с конкурентами. Людей Шлюмберже отправляли в потенциально нефтеносные районы, где им поручалось тайком провести измерения. А иногда заказчики отправляли электроразведчиков на участки, где нефти не было и быть не могло, и сами же подбрасывали информацию о проведении работ конкурирующим фирмам. Нередко блеф удавался. Противная сторона принималась срочно скупать земли и начинала бурение. Тем временем заказчики "Про" захватывали действительно ценные участки без всяких помех.
Собственно, удивляться не приходилось, весь нефтяной бизнес тогда стоял не столько на нефтеносных подземных слоях, сколько на блефе, к которому охотно прибегали все участники процесса, включая правительство СССР.
Нефтяное кавказоведение
К концу 1920-х годов Советский Союз и крупнейшие нефтяные компании увязли в долгой позиционной войне, где все заранее знали желания друг друга, но каждый стремился получить как можно больше за счет другой стороны. Нефтяники знали, что советское правительство крайне нуждается в валюте для модернизации всей промышленности и потому вынуждено продавать сырье. В свою очередь, в Кремле прекрасно понимали, что нефтяные гиганты боятся снижения цен на нефть, и потому постоянно намекали на то, что готовы выбросить на рынок крупные партии черного золота по демпинговым ценам. Самое активное участие в этой игре принимал Сталин. В его переписке с коллегами по Политбюро сохранились указания о том, как оказывать давление на американских нефтяников. Он требовал от товарищей организовать публикацию в центральных советских газетах серии интервью с видными советскими учеными, геологами и нефтяниками, которые говорили бы об огромных разведанных запасах нефти за пределами главного добывающего региона -- Кавказа. А экономисты должны были рассказывать о том, что нефти, добываемой в Грозном, Баку и Майкопе, с избытком хватает для внутреннего потребления, а новые месторождения будут работать исключительно на экспорт.
Нужно признать, что этот трюк хитроумного советского вождя не удался. Несмотря на громкую газетную шумиху, американцы не испугались. Они не хуже Сталина знали реальное положение дел в советской нефтяной отрасли и прекрасно понимали, что для освоения новых нефтеносных районов у СССР нет ни техники, ни специалистов, ни, самое главное, средств. А потому и не было никакого смысла договариваться о закупке крупных партий кавказской нефти по диктуемой Кремлем цене. Очередной раунд переговоров зашел в тупик.
В то же самое время в фирме "Про" появился новый сотрудник Вахе Меликян. Его считали эмигрантом из СССР, но, судя по многим признакам, нельзя исключать, что он имел какое-то отношение к советским спецслужбам, которые с момента своего основания были нацелены на добывание зарубежных технологических секретов. В течение года молодой инженер изучал методы и аппаратуру Шлюмберже. А весной 1929 года вдруг привел в контору фирмы немолодого русского профессора- геолога Дмитрия Голубятникова, который проявлял крайнюю заинтересованность методикой электроразведки нефти.
Голубятников в геологическом мире был фигурой заметной и известной. Будучи студентом питерского Горного института, он вступил в "Народную волю" и участвовал в подготовке цареубийства. Его арестовали вместе с Александром Ульяновым, но в отличие от брата Ленина Голубятников не был казнен, а отправлен на долгие годы в сибирскую ссылку. После возвращения он с большим трудом добился разрешения на завершение образования и вскоре сталодним из самых крупных русских специалистов по разведке нефти. Дочь Конрада Шлюмберже Анн Грюнер-Шлюмберже в своих воспоминаниях рисует встречу отца и Голубятникова в радужных тонах.
"Профессор Голубятников,-- писала она,-- приехал, чтобы предложить компании Шлюмберже контракт, тесное сотрудничество с регулярной оплатой. А Меликян мог бы стать одним из участников контракта: вернувшись на родину, оказался бы связующим звеном между советским нефтяным трестом и "Обществом электрической разведки". Нравилась ли ему эта перспектива? Или, напротив, он опасался потерять свою свободу? Ничто на невозмутимом лице Меликяна не выдавало его мыслей. Что касается людей Шлюмберже, они обязывались сохранять в тайне результаты своих работ, а также любые сведения, полученные в СССР. Их просили оставаться независимыми от любых финансовых, банковских или политических групп, не вмешиваться во внутренние дела русских, исполняя только обязанности экспертов. Без согласия советского треста не разрешались никакие публикации, обо всех новых открытиях следовало сразу же сообщать в Москву. Эти условия были небезопасными, их стоило обдумать. Не было ли риска, что результаты, полученные в СССР, просочатся за границу, где ими завладеют конкуренты? Будут ли сохранять профессиональные секреты русские инженеры? После революции контакты со Страной Советов были крайне редкими, деловые круги держались в стороне; если согласиться на столь тесное сотрудничество, не будет ли это означать открытого признания нового режима, не скомпрометирует ли это возможное будущее компании в США, наконец, не пострадает ли от этого доброе имя семьи? С другой стороны, отказавшись, они отвергли бы уникальную возможность. И дело было не только в деньгах; в первый раз от их исследований не требовали предварительных испытаний и подтверждений в полевых условиях. У этих людей было достаточно воображения, чтобы понимать, что работа доказывается только работой. Они не говорили: "Сначала покажите, а потом мы будем решать". Они говорили: "Приезжайте, мы полагаемся на вас"".
Гости гор и степей
Последнее было обычным для любящей дочери выдающегося отца уклонением от истины. Голубятникову показали работу аппаратуры Шлюмберже все на той же французской нефтяной скважине, а любые другие подробности мог сообщить ему Меликян. От дочери изобретателя ускользнула и главная интрига переговоров. Голубятников хотел получить приборы и помощь Шлюмберже в их освоении советскими специалистами. А братья Шлюмберже хотели лишь проводить исследования советских нефтеносных районов своими силами. Причем они настаивали на том, чтобы СССР дал письменное обязательство перестать пользоваться методикой Шлюмберже пять лет спустя после окончания действия контракта.
Во время обсуждения условий Шлюмберже в Москве представители Геологического комитета, "Главгортопа", "Грознефти" и других организаций прямо говорили, что даже если такое обещание французам и будет дано, исполнять его никто не будет. Но обвинения во лжи могли повредить репутации СССР за рубежом и помешать заключению договоров с другими компаниями. Так что Голубятникову поручили уговорить Шлюмберже снять этот пункт, а также добиться включения в состав исследовательских партий советских специалистов. Собственно, выбирать братьям Шлюмберже не приходилось. В Соединенных Штатах началась Великая депрессия, и теперь уже американцы не платили ни за что, за что можно было не платить. "Про" несла серьезные убытки, и даже вариант с продажей всех прав на патенты и аппаратуру был весьма и весьма проблематичным. Ничего другого, как согласиться на советское предложение, Шлюмберже не оставалось.
Очень интересным стал выбор места работы первой партии инженеров "Про". Им предложили исследовать район Грозного, где работы велись не одно десятилетие, где было множество скважин, а главное, Голубятников уже давно составил геологическую карту этого района. Фактически методику Шлюмберже в очередной раз экзаменовали. В изложении Анн Грюнер-Шлюмберже все выглядит так, будто в результате обследования старого нефтеносного района были открыты новые нефтеносные пласты. Но на самом деле результат был и без открытий совсем неплох. Французы получили карту залегания нефти, почти не отличавшуюся от карты Голубятникова. При всем желании ничего нового они не узнали, а значит, и разгласить не смогли бы.
Зато у французских инженеров осталась масса впечатлений о Чечне и ее населении.
"Они,-- вспоминала Грюнер-Шлюмберже,-- тянули кабель по кукурузному полю, отчего , понятное дело, посевам лучше не становилось. Чеченцы, местное население, враждебное к Советам, могли не задумываясь убить каждого отважившегося зайти на их земли. Преследуемый воинственным чеченцем, Борда уже видел себя убитым и брошенным среди кукурузных стеблей. Близость грузовика спасла ему жизнь, и этот инцидент остался в его памяти лишь как любопытный романтический эпизод. Всегда готовые взяться за оружие, чеченцы исповедовали законы вендетты: смерть за смерть, месть требует новой мести, и так без конца".
Еще одному инженеру Шлюмберже, страстному виолончелисту, первая поездка в СССР принесла совсем другие впечатления. Он купил у кого-то виолончель работы Страдивари и на протяжении всей экспедиции не расставался со столь ценным приобретением, несмотря на то что инструмент кишел клопами.
А самого Конрада Шлюмберже просто носили на руках.
"Конрад,-- вспоминала его дочь,-- приезжал в СССР три раза: в 1931, 1933 и 1936 гг. Прием, который ему оказывали во время первых двух приездов, был поистине триумфальным. От академика Губкина до простого геолога -- все, кто имел отношение к нефти, осыпали его комплиментами. Дифирамбы состязались в напыщенности. Если привычка к некоторой высокопарности и играла при этом определенную роль, то зримые и почти мгновенные успехиэлектрокаротажа играли роль еще большую. Нужно сказать, что, делая ставку на иностранную технологию, да еще малоиспытанную, руководители многих нефтяных трестов шли ва-банк. Дилемма -- получить нефть или погибнуть -- не оставляла им другого выбора. В атмосфере, господствовавшей в СССР, где завышенные нормы пятилетнего плана сеяли разруху, где бесхозяйственность аппаратчиков охватывала всю систему производства и где кнут ГПУ стимулировал рвение, не было сомнения, что эффективность и производительность метода "профессора" будут замечены людьми заинтересованными: поток фимиама, который пришлось выдержать Конраду, лился не по заказу. О чем следовало бы упомянуть -- так это о его действительной симпатии к социальному эксперименту, казавшемуся целиком новаторским, симпатии, которую его собеседники, естественно, чувствовали. Он неоднократно говорил об этом -- и не только в СССР, но и во Франции. Отца забавляли слегка вытянутые, если не раздраженные лица тех, кого ход его рассуждений ставил в тупик, и я знаю, в Париже кое-кто даже поговаривал: не объясняются ли почести, оказанные Конраду в Москве, его "увлечением" Советами. Ведь содействовал же он показу во Франции советского фильма о детской преступности "Путевка в жизнь" -- классического образца в своем жанре".
В следующие сезоны область работы сотрудников Шлюмберже была значительно расширена. Часть из них отправилась в Баку повторять грозненский опыт, а остальные разъехались в разные концы страны -- то ли для того, чтобы создать видимость открытия новых нефтеносных районов для продолжения сталинского блефа, то ли затем, чтобы приданные французам советские геофизики могли как можно лучше приглядеться к их работе без помех со стороны руководителей французской фирмы.
Для самих французских специалистов эти походы превратились в сплошную череду трудностей. Продукты в продаже отсутствовали, а пища, которую им выдавали, оказалась неудобоваримой для галльских желудков. Но и это было далеко не все.
"Пять французских инженеров в СССР,-- писала Грюнер-Шлюмберже, -- превратилось в четырнадцать. Один из них с комфортом устроился в Москве, другой был обречен любоваться ледяными просторами Байкала, третий скитался по степям; кто-то едва не утонул в Каспийском море, кто-то за неимением лучшего питался исключительно икрой. В пустынях Казахстана жили в круглых юртах с толстыми войлочными стенками, которые спасали от песчаных бурь. Летом, чтобы защититься от полчищ комаров, чей гул не давал расслышать друг друга, жгли верблюжий навоз; зимой, чтобы согреться, прибегали к тому же средству. Однако самым большим переживанием для попавшего в эту глушь инженера стала кража почти у него на глазах -- 300 км до ближайшего поселка! -- всех его костюмов и белья. В письме, которое шло десять недель, несчастный просил парижское бюро связаться с его портным, и поскольку даже в пустыне он не был уверен в сохранности собственных носков, то хотел узнать, распространялась ли его страховка на ущерб от животных, стихийных бедствий, голода, жажды, обморожений и других многочисленных испытаний. Из полученного ответа, который вполне стоил самого запроса, потерпевший узнал, что парижская контора выделила ему 2 тыс. франков в качестве возмещения ущерба от потери гардероба, что он застрахован на сумму 200 тыс. франков на случай смерти или полной инвалидности и что эта страховка охватывает все виды несчастных случаев, включая бешенство и сибирскую язву, кроме смерти, причиненной дирижаблями или другими летательными аппаратами или же наступившей в результате занятий опасными видами спорта".
В общем и целом в Москве были довольны результатами работы экспедиций Шлюмберже. По истечении срока первого контракта в 1932 году был заключен новый -- уже с главной советской нефтяной организацией "Союзнефть". А когда окончился и он, Политбюро в марте 1934 года решило пролонгировать его: "Разрешить Наркомтяжпрому продлить договор с фирмой Шлюмберже на срок до двух лет с общей затратой не свыше 250 тыс. рублей в валюте". В очередной раз соглашение возобновили в 1936 году. В решении говорилось: "Утвердить представленный НКТП проект договора с французской фирмой Шлюмберже на техническую помощь по применению методов геофизических разведок на нефть и др. ископаемые на сумму 2 891 250 фр. франков и разрешить НКТП подписать договор".
Но практически сразу начались разнообразные неувязки и сбои. В беседе с советским представителем Конрад Шлюмберже говорил: "Семь лет, семь лет хорошей работы, за это время советские инженеры трудились рука об руку с нашими. Французы научились говорить по-русски, они прилагали все свои силы, чтобы нефтяные тресты были удовлетворены... Все это время мы вместе вели разведку -- в Средней Азии, на берегах Байкала, на Сахалине, на Камчатке. А потом связь с Москвой словно вдруг заклинило".
Формальным поводом для разрыва отношений в 1937 году стал ущерб, якобы нанесенный французами советским интересам, и вредительская работа арестованного НКВД Меликяна. А по сути, обе стороны больше не нуждались друг в друге. Фирма получила грандиозный опыт, который позволил ей выйти на американский рынок и начать работу в других странах. А советские специалисты досконально освоили методику и приборы Шлюмберже, которые начали выпускать в СССР без упоминания об их изобретателе.
"В течение 30 лет в Советском Союзе выпускался прибор под названием ЭП-1 (электроразведочный потенциометр),-- писал доктор физико-математических наук В. В. Белый.-- Он отличался простотой и большой надежностью в полевых условиях, и не одно поколение геофизиков в нашей стране проторило с ЭП-1 тысячи километров болот, лесов, пустынь".
Возвращение компании "Шлюмберже" в Россию состоялось в 1993 году. С тех пор российская история корпорации знала немало взлетов и падений. Она стала крупнейшим партнером большинства работающих в России нефтедобывающих компаний, ведет консалтинговый бизнес, выпускает смарт-карты. При этом ее обвиняли и в хищнической добыче нефти, и в том, что она покинула тонущий корабль одного из основных своих партнеров -- ЮКОСа -- в первых рядах. Но вся эта история еще недостаточно поросла быльем, чтобы ее по-настоящему ворошить.